blprizrak

Мы не оформленные. Например, понятно – что такое быть англичанином или французом. Американцем или немцем. Там присутствует национальная, культурная оформленность. Понятно, что такое китаец и японец. Что такое русский – совершенно непонятно. Что такое быть русским – совершенно не ясно. Причем, это вовсе не означает, что самого явления, самой русской природы вовсе нет, а есть лишь одна выдумка. Нет – она есть, и мы это прекрасно чувствуем. Можно сказать о совсем уж простых вещах. Я совсем городской человек, но услышу

Ой, то не вечер, то не вечер...
Мне малым-мало спалось,



и меня это не просто затрагивает, меня это пронзает насквозь, пробуждает такие глубины, о которых, быть может, я и не знал никогда… Есть что-то удивительно живое, но и тайное. Но попробуешь это описать и выходить чепуха. Хорошие, умные люди пытались описать – и все равно выходила чепуха. Читаешь очередное изложение «Русской идеи» и думаешь: «Боже мой, какая чушь!»
Но у нас же есть великая русская культура, Достоевский, Толстой – возразят мне. Но дело в том, что тот же Достоевский и Толстой – люди очень не простые, бунтующие, враждующие с окружением, с собой. Произведения Достоевского подчас кажутся очень двусмысленными, а Толстой до самой смерти не мог успокоиться…
Мы и примириться сами с собой не можем, со своей историей т.е. с проявленной формой, мы очень часто себя в ней не угадываем. И очень любим ругать все – и старые власти, и нынешние. И самих русских: «Ой, да у нас да у русских все через задницу. Вот в Германии, вот в Китае и т.д. и т.п.» И когда ругаем, то говорим еще большую чушь, чем когда излагаем «Русскую идею»…
Даже не знаю – хорошо это или плохо. С одной стороны культурная оформленность сильно облегчает жизнь, отношения. С другой стороны – всякая законченная форма – мертва.
Вспоминаю Лао Цзы: «Мягкое и слабое — спутники жизни. Твердое и сильное — спутники смерти».

Дао Дэ Цзин:

При рождении человек податлив и слаб. Умирая — твёрд и крепок.
Трава и деревья гибки и податливы при жизни,
а умирая, становятся сухи и ломки.
Поэтому твёрдое и сильное идут стезёй смерти,
а податливое и слабое идут стезёй жизни.
Оттого сильное войско обречено на погибель,
а крепкое дерево будет срублено.
Потому крепкое и сильное стоят ниже,
а податливое и слабое — выше.

* * *
В Поднебесной нет ничего податливее и слабее воды.
Но в противостоянии твёрдому и сильному ничто не сравнится с ней.
И в использовании ничто не может заменить её.
Слабое одолеет сильное, податливое одолеет твёрдое.

Сидим с Игорем, делаем умные рожи и пытаемся говорить якобы на умные темы, т.е. валяем дурака...

А. Дугин говорит в интервью на радиостанции "Маяк 24": «Между жизнью и смертью в религиозном контексте существует такая аналогия: душа при жизни нашей почти мертва, а тело живо. А после смерти наоборот - душа жива, а тело мертво».
Был такой советский мультик, который я смотрел в детстве – про маленькую девочку, которая пошла собирать землянику в лес. Землянику собирать тяжело, ее искать надо, но тут появился гном, который предложил чудесную дудочку – стоит ей заиграть, все листочки поднимаются, и земляника оказывается на виду. Но в обмен он попросил у девочку горшочек для сбора ягод. И вот девочка забегалась: дудочка заиграет, ягоды показываются, но собирать их некуда. Она бежит к гному за горшком, возвращается, но не одной ягоды уже не видно и т.д.
Временное, земное состояние хорошо тем, что, как нам объясняют, здесь есть движение, и здесь можно что-то менять. А вечности все уже неизменно. Однако душа, погруженная в материальность, забывает о себе самой, о своей природе. Это ситуации дудочки и горшочка – поменять то можно, но ты попробуй вспомнить – что именно?
Дугин говорит: «Самая главная задача - в этом теле, будучи погребенным в гроб телесный, разбудить, оживить, пробудить к жизни ту душу, с которой мы и будем иметь дело после смерти. Душа будучи погруженной в телесное состояние, во время, в те параметры, в которых живет наше физическое существо, она, безусловно, как бы забывает то, что знает. Она забывает о своей невинности, о своих возможностях, она забывает о том, какова структура бытия, и это является самым интересным и рискованным в человеческой жизни, потому что мы должны сделать все правильно, не зная, в чем это правильное состоит. Т. е. представьте себе, что мы действуем как бы вслепую, мы нащупываем в нашей жизни предметы какие-то, мы не понимаем, туда или сюда надо становиться, и вдруг после смерти вся эта комната освещается, и мы понимаем: «Ах, что же я, идиот, например, желая пить, пошел в сортир, или желая взять какую-то вещь, опрокинул то, что надо было поднять и т. д.». И вот это просветление всего того, что было, того, что должно было быть сделано, (или проспал, например, всю жизнь), и является наказанием человека».
Одним словом, сюжет нашей жизни можно свести к сказочной установке – «иди туда -  не знаю куда, принеси то – не знаю что». В фильме Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии» герои, приглашенные в гости, вдруг оказываются на сцене перед полным зрителем залом: они неожиданно оказываются в положении актеров, которые не знают своей роли. Один из них покрывшись испариной лихорадочно пытается вспомнить текст…
Что делать, что говорить, куда идти?
Люблю перечитывать «Алису в стране чудес», там просто бесподобные диалоги. Один из самых интересных – разговор Алисы с Чеширским котом:
– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
– Это во многом зависит от того, куда ты хочешь прийти, – ответил Кот.
– Да мне почти все равно, – начала Алиса.
– Тогда все равно, куда идти, – сказал Кот.
– Лишь бы попасть куда-нибудь, – пояснила Алиса.
– Не беспокойся, куда-нибудь ты обязательно попадешь, – сказал Кот, – конечно, если не остановишься на полпути.