Интересная дискуссия с читателем моего рассказа, заставила меня написать текст на данную тему. В самом деле - почему столь важна северная стена туалета? Что значит туалет в нашей жизни?
Интимное пространство
Дело в том, что мы в нашей жизни практически утратили интимное пространство. В стародавние времена богатые семьи могли себе позволить отдельные комнаты, делить дома на женскую и мужскую половины, а всяческие графья имели личные кабинеты, в которых могли уединиться, дабы насладиться одиночествам и предаться глубокомысленным проектам, как гоголевский Манилов.
Увы, увы - наши коммунальные пространства не позволяют нам мечтать о столь замечательных излишествам, мы живем весьма скученно, и невозможно вытянуться на диване, чтобы при этом не уткнуться ногами в одного из раздраженных домочадцев. А как известно и опытно установлено - чем больше субъектов на единицу пространства, тем выше их агрессивность. И в этих условиях именно туалет становится местом уединения. Эта та последняя комнатка с заветным запором, которая хоть на время позволяет нам отгородиться от внешнего мира и остаться наедине с самим собой. Неслучайно туалет зачастую называют "кабинетом"...
В советские времена, когда стены туалета не украшали стандартные, глобалисткие ролики туалетной бумаги, на гвоздике подле срамного седалища как правило находилась сумка с старыми газетами и журналами. Порывшись в ней можно было извлечь что-нибудь интересное, например старый номер "Науки и жизнь", и прежде чем использовать его страницы в определенных целях, на них можно было прочитать что-нибудь поучительное, а потом и задуматься на отвлеченные темы, о высоких материях - совсем как аристократ в своем кабинете, украшенном пейзажами кисти фламандских живописцев и портретами древних предков...
А вот на туалетной бумаге - не печатают ничего. Поэтому мы и перестали быть самой читающей страной в мире.
Слушайте, а ведь это идея! Надо издавать книги на туалетной бумаге, и народ снова начнет читать!
Разоблачение
Постоянное обитание в плотной, агрессивной людской массе заставляет нас из чувства самосохранения выработать маску, личину, которую мы предъявляем окружающим, дабы не становится объектом их атак. И только спрятавшись за туалетной дверью, мы можем сбросить маску, стать самими собой. Скинув одежду подойти к зеркалу и рассмотреть свое морщинистое лицо, свисающие складки жира на пояснице, и другие малопривлекательные изъяны нашей телесной оболочки, которых мы пытаемся скрывать от окружающих.
Туалет место, в котором не стыдятся постыдного, это самое интимное место в современной среде обитания, последний рубеж перед надвигающейся угрозой глобального паноптикума, где немигающее, недреманное око отслеживает каждый ваш жест...
Человек сидящий на унитазе на какой-то момент выходит из рамок своей статусности. Изображение статусного человека испражняющимся наносит урон его имиджу.
Я смутно припоминаю, как где-то в середине 90-х во время развернувшийся дискуссии относительно "Прогулок с Пушкиным" Абрама Терца один из критиков сказал примерно следующее: дескать, можно выставить нелепым и Александра Сергеевича, если представить его сидящим на горшке.
И еще я помню, произведение какого-то немецкого автора, в котором солдат Верхмахта вдруг с кощунственным ужасом задумывается о том, как выглядит фюрер, справляющий нужду...
Дыра
Давным-давно в детстве у меня была страшненькая фантазия, связанная с унитазом. Справив нужду и дернув за ручку, я старался как можно быстрее ретироваться из туалета, ибо мне казалось, что эта жутковатая штука может утянуть меня в кошмарные канализационные пространства, уходящие в недра земли.
И как мне кажется, в той далекой детской фантазии было что-то архетипическое…
Вот посмотрите - какая штука. Мы живем в неком ежедневном цикле, и в этот цикл помимо всего прочего входит, например, обед. И вот на тарелке перед нами оказывается дымящаяся куриная ножка, или кусочек куриной грудки. И когда мы их едим, то иногда вспоминаем, что этот аппетитный кусочек птичьего мяса некогда был вполне полноценной живой курицей. А позднее мы отправляемся в туалет, где, перед тем как дернуть за ручку унитаза, мы краем глаза видим - во что превратились птичьи останки. Т.е. на наших глазах совершается метаморфоза, в которой мы активно участвуем. Была птичка, потом она превратилась в еду, а потом и вовсе - в бесформенную первоматерию… И эта первоматерия отправляется куда? Через темную дыру - в мрачные, подземные глубины, где обитают хтонические силы рождения и разрушения.
Мать Сыра Земля - она же породительница и она же поглотительница - в нее уходят бренные останки. И поедая курочку, мы понимаем, что в этих метаморфозах принимаем не только в качестве едоков, но и пищи. И нас вот так же отправят в последнее путешествие, дернув за какую-нибудь ручку, чтобы наша земная форма подверглась распаду и обратилась в первоматерию...
На стене подлодки капитана Немо красовался девиз "Подвижный в подвижном". А про обитателей бренного мира можно сказать - "Поедаемое в поедаемом".
Еще более символично все выглядит в сельском туалете - там первозданная бездна хаоса не скрыта системой канализации, и мы зримо можем наблюдать - что клокочет под скорлупой дневного мира…
Для подтверждения своих слов можно было бы опереться на авторитеты и привести цитаты из Бахтина и Харнера (о технике шаманского путешествия в Нижний мир). Можно вспомнить и эпическую историю, воспетую "Сектором газа", героиня которой самым трагическим образом гибнет в сельском туалете, кстати, зачитавшись романом.
Если обраться к голливудской продукции, то несложно заметить, что туалет является в фильмах ужасов или триллерах зоной повышенной опасности. Или ванна, в которой мы тоже наблюдаем себе в неприкрытости, и которая так часто совмещена с туалетом.
Итак, можно подвести итог: туалет является неким интимным, можно сказать - внесоциальным, и пограничным пространством. Где еще может произойти что-то экстраординарное? Самое место...
